Зря дочь с внучкой думают, что он расстроен из-за слов сестры. Конечно, поначалу это выбило его из колеи, но потом он понял, что это было правильно. Не должно оставаться никакой лжи, никаких белых пятен. Теперь ему предстоит последнее – рассказать обо всем дочери.
– Ты не знаешь, который час? – спросил он у Регины.
Она обернулась, посмотрела на стену, где висели часы.
– Часы сегодня утром встали, – сказал Роберт Ринатович.
– Наверное, сейчас около часу ночи, – неуверенно произнесла Регина. – Или уже два часа… Если хочешь, могу сходить посмотреть.
– Нет, не нужно, – остановил он дочь.
Взгляды их встретились, и он не отвел взора, пристально вглядываясь в знакомые черты. Ребенком дочь была очень похожа на Машеньку, но с годами сходство пропало. Круглолицая смешливая девочка ушла много лет назад, оставив вместо себя привлекательную, но затравленную жизнью женщину, которая глядела сейчас на него встревоженным, озабоченным взглядом. Лицо дочери вытянулось, глаза сделались печальными, возле губ залегла скорбная складка. Роберт Ринатович мало что знал о ее жизни, мыслях и чувствах, и теперь уже не было времени выяснять все это.
– Мне нужно поговорить с тобой.
– Может, отложим до утра? Я уйду, а ты полежишь. Может, все же получится подремать.
– Ты ведь знаешь, что не получится, – мягко сказал он. – Конечно, позже ты уйдешь – не сидеть же тут всю ночь. Но прежде поговорим. Да?
Регина неуверенно кивнула, соглашаясь.
– Скажи-ка, ты еще не догадалась, что с нами происходит? – Как раз об этом он говорить не собирался. Слова вырвались сами собой.
– А ты? Понял, куда делись все остальные люди? – вскинулась она.
Он прижался щекой к ее руке и покачал головой:
– Дело не в остальных, дочка. Дело в нас. В нас четверых.
– Погоди! – Регина осторожно высвободила руку, пытаясь поймать его взгляд. – Что-то не так с домом? С тем… человеком, которого мы видели?
– Тссс, – прошептал он, слабо улыбнувшись и призывая ее помолчать. – Об этом после. Я должен признаться…
– В чем? Пап, что за фантазии? – удивилась она.
Уверена, что знает про него все, что вся его жизнь у нее как на ладони. Что нет и не может быть в нем ничего непонятного. Неудачник, несостоявшийся литератор, серая мышь – учителишка истории, который ненавидел свою работу, но каждый день покорно таскался в класс, поскольку больше податься было некуда.
– Ты когда-нибудь читала «Божественную комедию» Данте Алигьери?
Регина отрицательно качнула головой.
– Там рассказано про Рай, Чистилище и Ад. В последнем, девятом круге Ада мучаются самые страшные грешники – обманувшие доверившихся. Предатели, изменники.
– К чему ты это сейчас? – устало проговорила она.
Верно думает, что отца снова не ко времени понесло в литературные дебри.
– Если Ад в самом деле существует и если он именно таков, как его описал Данте, то этот круг как раз для меня.
– Пап! – Дочь вздохнула, сообразив, что он имеет в виду. – Ты про свои… увлечения пытаешься мне сказать? Так я давно все знаю. Мама рассказывала. Не переживай, она давно тебя простила.
Роберт Ринатович резко отодвинулся от нее, прижался к стене, словно ища защиты. Регина одарила его недоумевающим взглядом, в котором сквозили снисходительность и некоторая досада.
– Она меня да, простила. Машенька была человеком щедрой души, умела быть великодушной. Иногда ненавидела меня за мои мерзости, но долго не носила в себе злого чувства. До сих пор не понимаю, как она могла меня любить, но вот поди ж ты… любила. И прощала, да. – Старик задумчиво посмотрел куда-то вдаль, сквозь стену, на мгновение позабыв, что собирался сказать. – А вот я ее простить не сумел.
– Ты?! За что? – Губы дочери округлились, глаза широко распахнулись, и в этот миг она стала похожа на малышку, какой была когда-то.
– Машенька ушла от меня, когда устала от моих бесконечных похождений. Если бы мог, вернул бы все назад и никогда, ни за что не причинил бы ей той боли, от которой она так страдала. Но штука в том, что люди обычно слишком поздно понимают свои ошибки. Она забрала тебя и ушла. Тебе тогда шесть лет было…
– Семь, – поправила дочь. – Я в первый класс как раз пошла.
– А? Ну да, конечно, – виновато произнес он. – Целых шесть лет вы без меня жили. Когда я пришел к Машеньке обратно проситься, ты уже совсем большая была. У меня – ни кола ни двора. А мама твоя – умница. Она как меня бросила, в общежитие ушла жить, а после и квартиру получила. Знала бы ты, сколько раз я себя ругал: зачем опять влез в вашу жизнь? Вы так и жили бы без меня, и все бы хорошо было! Машенька, может, жива была бы сейчас…
– Хватит, пап, а? – Регине явно был неприятен этот разговор. – Чего ты добиваешься, не пойму? Хочешь, чтобы я тебя успокоила? Убедила в твоей правоте? Извини, не могу. Ты хоть знаешь, как я тебя ждала все те годы, что ты «искал себя»? Мама это так называла. Знаешь, как я скучала по тебе? И мама скучала, плакала… Но потом все как-то устаканилось, мы привыкли жить одни, нам стало хорошо, даже лучше, чем с тобой – спокойнее. Мы обустраивали нашу квартирку, вечерами болтали обо всем, пока готовили ужин… Но ты не мог оставить нас в покое! Оставить все как есть. Ты опять появился – оказалось, что искал ты себя не там.
Она встала и прошлась по комнате. Никогда прежде они не говорили об этом. Роберт Ринатович потрясенно смотрел на дочь. Он и не подозревал, что давно прошедшее было для нее все так же живо и болезненно.
– Она тебя, конечно, приняла обратно. Но я обижалась на нее за это, потому что… – Регина внезапно осеклась. Сообразила, наверное, что зря высказывает все это еле живому, несчастному старику. Ему и без того несладко: он напуган, как и все они, и выходка тети Риммы отняла остатки сил.