Румии казалось, она находится в центре огромной снежной лавины. Ее несет куда-то вниз, помимо воли, и сопротивляться этой силе бесполезно. Со вчерашнего дня события вышли из-под контроля, никто из них больше не понимал, что происходит, не знал, как им поступить. Выяснить, в чем причина происходящего, теперь уже не представлялось возможным.
До дома председателя они с тетей Риммой доковыляли вполне резво. Если у тетки и ныли мышцы после вчерашней прогулки, то она не подавала виду. Сама же Румия настолько погрузилась в свои невеселые мысли об открывшихся за завтраком новых фактах, что не обращала внимания на боль и неудобство.
Добравшись, они снова постучали в окна и двери, походили по двору, покричали – убедились, что со вчерашнего дня, когда они были тут вчетвером, ничего не изменилось. Дом был пуст.
Дверь, разумеется, оказалась заперта. Они поискали ключи: тетя Римма надеялась, что хозяева припрятали их где-то, чтобы в случае чего попасть в дом. Но если они это и сделали, то тайник был слишком хорошо скрыт, найти его не удалось.
«Похоже, ничего другого, кроме как попытаться проникнуть внутрь через окно первого этажа, нам не остается», – подумала Румия. Одно из окошек находилось возле входной двери и выходило на широкую открытую веранду.
К счастью, решеток на окнах не было.
– Придется разбить стекло, – решительно произнесла тетя Римма.
Румия молча кивнула, соглашаясь, и стала искать, чем это можно сделать. Ответ нашелся быстро: во дворе, под навесом, была аккуратно сложенная поленница. Румия выбрала одно полешко и двинулась с ним к дому. Занесла руку, но замешкалась, не решаясь ударить. «Что мы делаем? Это же незаконно! Как мы будем объяснять, зачем нам понадобилось проникать в чужое жилище?» – пронеслось в голове.
– Давай уже! – подбодрила тетка, угадав ее мысли. – Не переживай. Мне почему-то кажется, никто нас за взлом в тюрьму не посадит.
Румия посмотрела на родственницу и впервые подумала о ней как о старушке. Все же тетя Римма – как бы она ни молодилась, как бы хорошо ни следила за собой – уже очень пожилая женщина. Ей под семьдесят, еще немного, и разменяет восьмой десяток. Железная леди основательно проржавела. Тетя Римма, в своей дорогой парке и теплых штанах, почему-то вдруг показалась ей жалкой. Яркая шапка смотрелась неуместно, морщины стали глубже и заметнее. Подбородок дряблый, уголки глаз и губ ползут книзу. Но глаза смотрят вперед так же прямо и твердо, как всегда.
Румия вздохнула, перехватила поудобнее полено и собралась ударить им по стеклу, но в последний момент остановилась:
– А подвал?
– Что – подвал?
– Можно попробовать попасть внутрь через подвальное окно, – пояснила Румия. – Оно хотя бы не слишком на виду, да и вообще…
Тетка нетерпеливо дернула плечом – что еще за «вообще»? Но возражать не стала.
Румия обошла дом. Подвальное окошко оказалось не очень большим, продолговатым и находилось чуть выше поверхности земли. Разбить его почему-то было морально проще, что Румия и сделала.
Подвал был сухой и просторный. Хозяин оборудовал в нем мастерскую. Протиснувшись в окно, оказавшись внутри дома, Румия открыла входную дверь и впустила тетку.
Кстати, запасная связка обнаружилась в прихожей, в ключнице.
По размерам дом Валентина Борисовича намного уступал дому тети Риммы, но казался более уютным и обжитым. В прихожую выходили две распахнутые настежь двери: одна вела на кухню, другая – в гостиную. Сразу от дверей убегала спиралью вверх лестница.
Порядка здесь было меньше, чем в их стерильном жилище: в углу валялась забытая кем-то из детей пластмассовая машинка, на ступеньках лестницы примостились домашние шлепанцы, на тумбочке – пачка журналов и чьи-то очки, в напольной вазе топорщились лохматые сосновые ветки. Но Румие тут нравилось, несмотря на некоторую неряшливость хозяев: этот дом легко было представить полным жизни, смеха, топота детских ног. Она почти слышала, как кто-то из детей несется вниз по лестнице, как хозяйка дома – Галина, выглянув из кухни, перекликается с мужем, который сидит в гостиной с газетой в руках…
Сейчас дом казался притихшим и полным грусти. Наверное, эти стены хранили какие-то тайны и, возможно, ведали ответ на главный вопрос: куда и почему вдруг в одночасье пропали все жильцы?
Они с теткой медленно обошли первый этаж. Заглянули на кухню, в которой давно уже не витали ароматы готовящейся еды. Румия открыла холодильник: он был полон. Помимо пачек масла, колбасы, молока и детских творожков, там стояли тарелки с салатами, приготовленными, по всей видимости, для новогоднего стола. Приготовленные – и никем не съеденные. Что бы ни побудило хозяев уйти, это произошло внезапно и неожиданно.
В гостиной, в проеме между больших окон, замерла наряженная искусственная елка – огромная, под потолок.
– Телефона у них, видно, тоже нет, – шепотом проговорила тетя Римма. – Жалко.
Румия ничего не ответила, продолжая озираться по сторонам. Чем дольше она здесь находилась, тем сильнее это место напоминало ей что-то среднее между усыпальницей и музеем. Жизнь покинула этот некогда шумный дом, и теперь здесь было жутко.
– Нужно найти ключи от автомобиля и убираться отсюда, – сказала она. Слова прозвучали слишком громко и неестественно в сгустившейся мертвой тишине, так что тетя Римма шикнула на нее, прижав палец к губам.
Они принялись обшаривать полки и ящики, не особо надеясь на успех. Однако вскоре Румия победно вскинула руку, зажимая в ней ключи.
– Нашла! – вскрикнула она, и на этот раз тетка не стала призывать ее понизить голос.